Довольная Светка скромно опустила свои золотистые ресницы. Я радостно хлопнула ее по плечу, открыла рот, чтобы сказать еще что-нибудь ободряющее и… замерла от удивления.
Вы уже, конечно, догадались, кого я увидела. Пику, конечно! Ну, как без нее? Мышь сидела на нижней ступеньке крыльца и размахивала своим хвостом, как боевым флагом. Но не это изумило меня, а совсем другое. Дело в том, что она улыбалась, причем так же самодовольно, как Светка. Нет, не может быть. Я закрыла глаза и потрясла головой, чтобы отогнать глупое видение. Насторожившаяся подруга подняла голову и ахнула:
– Опять она приперлась! И еще смеется!
И тут Пика в очередной раз доказала нам, как мало мы ее знаем. Она сверкнула глазками на возмущенную Светку, улыбнулась еще шире и, как-то сложив свою лапку в подобие кулачка, показала нам… большой палец – видимо, в знак своего одобрения той сценки, которую мы только что разыграли с мальчишкой. Потом два раза весело пискнула и растворилась, по своему обыкновению, в воздухе.
На Светку жалко было смотреть: зеленовато-бледная, с трясущимися губами, она потерянно смотрела на меня, наверное, целую минуту. Я терпеливо ждала, что она скажет. И дождалась.
– Ты видела, что она творит? – безжизненно сказала моя подруга. – А я… Я ничего не понимаю. Ты знаешь, как это ужасно – не понимать? – и ее голос сорвался.
Не знаю, как ей, а мне действительно многое было непонятно. В частности, то, почему Светка так злится. И ведь уже в который раз за последнее время! Но, конечно, любопытно, почему мышка сейчас одобрила наш поступок? Глупо скрывать: мы обманули Сашку – хоть и для его пользы, но… врать-то нам родители тоже всегда запрещали. И вообще, какое дело мыши до этого мальчишки? Подружке, понятное дело, хочется все разложить по полочкам, как она привыкла делать. Но – не получается. Невозможно логически связать в одно целое поступки Пики, чтобы как-то объяснить их и вывести даже простейшую закономерность.
– Знаешь, Ира, – сказала мне Светка, – если мы в ближайшее время не поймем, что происходит, я с ума сойду. А помочь нам в этом может один Сашка. Ты уловила? Он и к старухе заходил, и мышь его любит сильно, раз не покусала нас за вранье. Они трое связаны между собой, и надо узнать, как.
От новых подружкиных умозаключений моя бедная голова окончательно закружилась. Я откровенно заявила Светке:
– Больше не могу! Я иду домой и тебе то же предлагаю.
Она кивнула, и мы пошли. Всю дорогу промолчали (не было сил разговаривать), а попрощались у моей двери лишь кивком головы. Я уже дома вспомнила, что мы забыли договориться, во сколько и где завтра встречаемся. Но открытие меня совсем не огорчило, – просто я чувствовала, что это и так произойдет, без всяких слов.
Вид у меня в этот вечер был до того изнуренный, что мама тревожно пощупала ладонью мой лоб: не заболела ли? Митя, который радостно запищал при моем приходе и все пытался рассказать что-то о своих детсадовских делах, обиженно замолчал и отошел в сторону. Папа из-за газеты несколько раз пытливо взглядывал на меня, но ни о чем не спросил.
Зато когда потом, за ужином, я умяла целую гору маминого салата с кальмарами (аппетит у меня был зверский!), родители с облегчением улыбнулись и вроде бы успокоились. Митька, правда, так и продолжал дуться. Зато Пика – какое счастье! – больше не появлялась – ни днем, ни ночью.
Глава 8. Жуткое путешествие
…Мы со Светкой ехали в трамвае. Вернее, не ехали, а неслись вперед с бешеной скоростью. В дребезжащем, лязгающем вагоне было пусто; мы являлись единственными пассажирами (то есть перепуганными пассажирками). Ни я, ни Светка, сидящая у окна рядом со мной, не знали, куда обе так стремительно летим в этом гуле и зачем. Мы, со страхом прижавшись друг к другу, не отрываясь смотрели в окно, за которым бушевала буря. Ветер бросал на стекло целые потоки мутного ливня, дико завывал и раскачивал трамвай. Нам оставалось только хватать друг друга за руки и в ужасе замирать: вот сейчас опрокинемся и погибнем… Но нет! Вагон опять с лязгом вставал на рельсы и несся дальше. Мы молча напряженно ждали: чего? – я не находила ответа.
Вдруг ураган за окном стих и трамвай сбавил ход. Он, постепенно замедляя скорость, перестал дребезжать всеми своими железками, дал подряд три звонка и, наконец, остановился. Двери, мягко гудя, открылись. Мы с подружкой встали с сидений и направились к выходу. Ни я, ни Светка уже не трусили – ведь буря осталась позади и мы уже приехали. Но куда? – неизвестно. Странное ощущение чего-то неведомого, что должно было вот-вот открыться, овладело нами. Мы спрыгнули с подножки трамвая и огляделись.
В безоблачно-синем небе ровно светило яркое солнце. По обе стороны от нас расстилались тщательно подстриженные и даже как будто расчесанные зеленые газоны. Между ними пролегала серая дорожка из каменных плит, так плотно подогнанных друг к другу, что открывшаяся картина казалась нарисованной (или, вернее, расчерченной по линейке). Внезапно раздался шелест крыльев. Стайка воробьев молча и в организованном порядке опустилась на дорожку. Они сели в виде ровного треугольника и замерли, глядя на самого крупного из всех, с красной шапочкой на голове. Вожак негромко чирикнул, и тогда птички стали клевать что-то, видимо, раньше рассыпанное на плитках – причем все это неторопливо, солидно, без единого звука. Подобрав последние крошки, они подняли головки и опять посмотрели на старшего воробья. Тот чирикнул – на этот раз дважды – и стая, взлетев, скоро скрылась из виду.
Теперь путь был свободен. Мы пошли по дорожке вперед (почему-то тоже молча и чуть ли не в ногу). Постепенно мы так приноровились к движению друг друга, что скоро печатали шаг не хуже солдат на парадах. Я с удивлением подумала, что это мне почему-то нравится (а ведь я всегда терпеть не могла строевую подготовку и старалась в школе от нее по возможности отлынивать, вызывая возмущение нашего ОБЖ-шника, майора в отставке).
Увлекшись шагистикой, мы не сразу заметили, что впереди показались какие-то строения, по которым быстро двигались малюсенькие существа. Но не к ним были прикованы наши взгляды, а к прямой и неподвижной фигуре в темном платье, стоящей в конце дорожки. Мы со Светкой еще выше вздернули подбородки, еще больше напружились, и наши ноги застучали по гулким плиткам просто оглушительно.
И не ошиблись: не кто иной, как Марья Степановна собственной персоной терпеливо ждала, пока мы подойдем к ней. Вот мы уже стоим совсем близко, опустив руки по швам. Я без всякого удивления вижу, как Светка, судорожно глотнув, делает шаг вперед и докладывает, преданно глядя старухе в глаза:
– Марья Степановна! Новые кандидатки на место жительства прибыли!
Та, изобразив улыбку, сдержанно кивает:
– Хорошо. Рада, что вы здесь. К осмотру готовы?
И тут я внезапно чувствую приступ паники (впервые за все путешествие). «К какому осмотру? – проносится у меня в голове. – Что она, врач, что ли?»
«Бабка из двадцатой», строго нахмурившись, смотрит на меня и осуждающе качает головой. Светка, заметив это, возмущенно фыркает и почтительно спрашивает у Марьи Степановны:
– Разрешите сказать?
Та важно кивает в ответ, и подруга сердито говорит мне:
– Ирина, не будь дурой! Не нас будут осматривать, а мы. Тебе понятно?
– Понятно, – отвечаю я, стараясь придать своему голосу твердость и неудержимо краснея, потому что очень хочу и не решаюсь задать вопрос: «А что тут осматривать? И зачем?»
Еще раз внимательно посмотрев на меня, старуха удовлетворенно усмехается, видно, довольная моей сдержанностью. Она делает нам рукой приглашающий жест и направляется в сторону домов. Мы, слегка отстав, следуем за ней, все так же четко печатая шаг.
Только подойдя совсем близко к постройкам, видим, что те крохотные существа, которые были еле различимы издали – это мыши. Много мышей, может, несколько тысяч. Они заняты строительными работами: одни быстро замешивают раствор в маленьких ванночках, другие подвозят к ним тачки, заполняют их доверху и везут к незаконченным стенам. Там они поднимаются по крепким доскам, поставленным наклонно. Другие маленькие строители принимают у них тачки, выкладывают их содержимое в какие-то длинные ящики, прикрепленные снаружи. За стенами ясно видны толстые столбы с перекладиной наверху. На перекладине – аккуратно уложенные горки сверкающих кирпичей и тоже – мыши, мыши, мыши. Они одновременно, как по команде, наклоняются вперед, держа в одной лапке по кирпичику; другой лапой подхватывают раствор, размазывают его по верху стены и ставят кирпич на нужное место. Затем процедура повторяется сначала.
Сразу видно, что работа хорошо спланирована – серые строители снуют, точно заведенные. Здорово, конечно! Очень похоже на мультфильм про муравьев, возводящих муравейник – там они так же слаженно двигались и дружно взмахивали всеми своими шестью ногами.